…Агиос-Николас, сказочный греческий городок, прислонился к горе из белого камня, сбегая террасами вниз, к заливу Мирабелло. Гулять не нагуляться по его мощеным улочкам, лестницам, вьющимся по склону как лианы бугенвиллеи. Ее нежно-розовые соцветия облаками обнимают крыши, балконы, парапеты и… тебя – случайного гостя, туриста-неофита, с щенячьим восторгом осваивающего Крит.
Если, глядя на памятник Николаю-чудотворцу в родной Дзержинке, ты ловишь себя на крамольной мысли: в левой руке отче Николае держит именно чудный Агиос-Николас, - тебе снова пора в Грецию, которая не отпускает.
В десяти километрах восточнее вышеупомянутого городка – поселок Истрон. Он не так наряден и оживлен, как «сосед», но тут Греция дышит, как во времена Эллады, – белыми камнями, бирюзовым морем, льняными шторами в твоем отеле.
Здесь беленые стены, деревянные ставни-жалюзи, лимоны, которые лампочками свешиваются с дерева прямо на твой балкон. Не веришь себе, просыпаясь от нежной песни горлинок и вдыхая запах разогретого дерева из сада: я – в Греции!
«Каламера!» («Доброе утро!») здоровается с тобой не кто иной, как Афродита.
Она – горничная, но это ничуть не умаляет ее связи с тезкой из греческого пантеона. Кофе в баре тебе наливает Парис, а что такое дзадзики, объясняет в ресторане Мария. Не удивительно, если в какой-нибудь оливковой роще ты встретишь Зевса, работающего мотыгой.
Еще лет десять назад греческий скульптор Николас, гость Дзержинского, обронил в разговоре: греки в своей истории чувствуют себя как на собственной кухне – привычно и комфортно.
Свидетельствую: истинная правда! Аргументы? Да сколько угодно! Один – прямо под ногами: на мраморных плитках внутреннего дворика отеля – рисованные природой и временем мифы Древней Греции. И пусть поляки, соседи по номеру, удивляются, когда ты с фотоаппаратом кланяешься этим мраморным письменам – ступать по ним следовало бы в сандалиях и тунике, перехваченной лентой выше талии.
В деревушке, прячущейся на горе выше Истрона, три церкви: одна – величественная - на самой верхней точке деревни, две другие – небольшие сараюшки со скромными крестами на макушках – прямо посреди «огородов» - виноградников и оливковых рощ. Поработал на винограднике, как Геракл, - помолись. Кажется, для грека это так же обыденно, как поесть сыра с хлебом и выпить вина в тени оливы.
А знаете, как здешние землевладельцы обозначают границы участков? Нет, не колючей проволокой, не металлическими глухими заборами – белыми камнями, которые узорными дорожками вьются меж древних (судя по могучим стволам) дерев.
Край дороги – горной, не асфальтированной – любовно ограничен широкими ладонями невысоких кактусов. Зачем? Уверена, грек бы ответил: красиво же! Если не хватает красок по краю виноградника, его хозяин «подсветит» палитру, высадив тут неведомые растения с алыми цветами.
А если владелец местной таверны обнаружит где-нибудь кусок старой керамической посудины, он вмонтирует его в стену из камня. А рядом пристроит светильник, формой повторяющий ту же амфору, – «Красиво же!»
Кажется, чувство прекрасного так же прочно сидит в здешних жителях, как мотив «Сиртаки» или непременное «Ясос!» («Здравствуйте!») при встрече любого прохожего. Нужды нет, что этих туристов в Истроне – пруд пруди, но даже намека на привычное «Понаехали!» я не встретила ни в поселке, ни в деревушке, ни в горном монастыре, куда взбиралась часа три. Почему так высоко? «Потому что путь к Богу не может быть легким», – это вольный перевод с английского, с помощью которого я пыталась общаться с потомками древних греков.
Есть такие храмы – их видишь, когда автобус везет тебя из аэропорта в отель, - которые примостились на крошечных выступах гор. Каким неведомым образом строители доставляли туда материалы? Как добираются туда, чтобы помолиться? Ответ тот же – про путь к вершине.
Справедливости ради стоит заметить: во многих из таких миниатюрных церквей службы проходят только раз в год – в день памяти того святого, в честь которого храм и построен. И еще одна деталь: у нескольких домов в деревне я увидела рядом со входом копии того храма, который держит в левой руке «наш» Святитель Николай (на Академика Жукова).
Эти миниатюры полые внутри, и наверняка по праздникам там зажигают свечу. «Бог и красота – рядом», - это не перевод, это я слышала со всех сторон, впитывая здешние премудрости всей кожей.
Может, поэтому ни на одной горной дороге, ни в одной из «диких» бухт залива я не встретила ни пакета, ни бутылки, никакого другого мусора. Если вдруг море прибивало к берегу пластиковый стаканчик, например, выхваченный ветром из рук пляжника, его тут же вылавливали сачком ребята – работники пляжа. Они были похожи на юных богов – Дионисы? Гермесы? Ах, как был красив один из них, играющий ранним утром на песке с собакой…
Греки-старики – особая песнь, достойная Гомера. Такая же сильная, как ствол оливы, и такая же четкая, как классический греческий рисунок по краю туники. Мягкость их взгляда – от плавных очертаний холмов, окаймляющих заливы.
Четкость линий в облике – от прозрачности воздуха. Красота профиля – от красоты мира вокруг. Кажется, они не знают печали, потому что уверены, что с их уходом все продолжится: ветер, море, мальчик, играющий с собакой на берегу. Кстати, греческие дворики по прошествии более двух тысяч лет (я видела такие же в Крыму – Киркинитиде) все те же…
Похоже, не одна я любовалась стариками – во многих магазинчиках мне встречались фотографии из серии Authentic Greece («Аутентичная Греция») - с теми же лицами, о которых пишу.
Еще одна мечта осталась неосуществленной за две поездки на Крит – «Сиртаки».
Этот танец, объединяющий и обнимающий, я так и не увидела, и не станцевала ни в одной из таверн. Уверена: как только меня возьмут в этот общий круг, я еще что-то пойму про греков, про себя, про мир. И в который раз скажу ему с радостью: «Ясос!»
Светлана Зайцева, 3 августа 2016 года.
Флаг города на площади Дмитрия Донского
Памятник святителю Николаю
